1995 г.

Педагогический калейдоскоп

——Хочу рассказать——

Александр Тимофеевич Куракин. Соратник и друг. Так говорили о нем фронтовики, вместе с ним защищавшие Ленинград в дни блокады.

Наставник и друг – говорят бывшие аспиранты.

Один из крупнейших специалистов в области воспитания и использовании технических средств в исследовании. Генератор идей, неформальный лидер в сфере исследовательского поиска. Таким знали его мы – члены своеобразного «невидимого колледжа», который сложился в годы оттепели под эгидой АПН СССР.

Академики А. Бодалев и Х. Лийметса, И. Первин и М. Виноградова, молодые тогда ученые А. Мудрик, В. Максакова, С. Поляков, У. Кала и еще ряд исследователей входили в этот колледж. Входила в него и я. Помимо «колледжа» нас с А.Т. Куракиным связывала и большая личная дружба. Основой ее было совместное творчество.

Свои воспоминания об Александре Тимофеевиче я хотела бы начать с цитаты из только что прочитанной мною статьи А. Бодалева «О феномене акме». Рассматриваемая акме как вершину расцвета человека – его здоровья, нравственности, креативности и самобытности, автор пишет: важно, чтобы к зрелому возрасту человек «не растерял свое физическое здоровье, как личность был последовательным борцом за общечеловеческие ценности и как субъект деятельности был бы не бездушным исполнителем, а творцом-новатором».

К Саше Куракину не вполне подходит эта формулировка. Да, до конца жизни он был очень щедрым, человечным. Источником идей, вдохновения в кругу единомышленников и учеников. Но вот здоровья сохранить не удалось, хотя и был он мужественным, красивым, крупным человеком. Умер от рака после пяти лет мучений.

Родился Саша Куракин в 1920 году, умер в 1980. Какая-то трагическая нота сопровождала всю его жизнь. Так, по случайным воспоминаниям мы знали, что его отца – мастера завода – утопили в колодце, что брат застрелился под портретом Сталина, что сам он какое-то время был беспризорным, что кончал вечернюю школу и заочный пединститут, что после войны работал на Камчатке вместе с геологами, занимался фотографией: снимал и этим зарабатывал на жизнь. Но уже и здесь у него обнаруживалась творческая жилка: его перу принадлежат книги, связанные с технологией этого процесса.

Познакомились мы с ним на аэродроме перед вылетом в Мурманск. Нашей группе предстояло познакомиться с опытом единственной школы г. Полярного. И создавал, и впоследствии курировал этот опыт замечательный педагог М. Погодин. А.Т. Предстояло все, что можно было, заснять на кинопленку. Мы попробовали руководить деятельностью кинооператора, но не тут-то было. Мы «тянули одеяло на себя», видели в кадрах иллюстрации наших идей. А.Т. в кинообразах создал собственное видение изучаемого опыта, кинорассказ о нем. Спорить с ним было бесполезно. Да мы и сами скоро убедились, что лучше иметь двухаспектное изображение объекта, чем иллюстрировать рассказ о нем.

Вернулись мы друзьями. Потом стали работать под одной крышей (НИИ теории и истории педагогики), в одной лаборатории. И тут уж очень скоро появились и лаборатория технических средств, и опорная школ, где использовалась скрытая кинокамера. Использовались технические средства в исследовательском процессе – это то, что внес Куракин в наш исследовательский коллектив. Вскоре последовала и диссертация на эту тему, и книга, которая вышла не только у нас, но и НРБ.

И все же не только и не столько использование технических средств в исследовании было нашим общим увлечением. Мы вышли на идеи системного подхода. Идеи системности в воспитании давно уже не давали нам покоя. Нельзя делать ставку на отдельные яркие события в жизни детей, на «волшебную палочку»: нужна система. В чем ее сущность? Как ее увидеть, как создать? Мы «полезли» в труды и других системщиков Запада (с легкой руки Э.Г. Юдина их стали у нас печатать). Вышли и на самого Эрика Григорьевича. По сути, он стал нашим консультантом в этой области: консультировал, участвовал в семинарах. В нашей педагогической среде идеи системного подхода в те годы воспринимались слабо, не то что сейчас (сейчас «системщиков» развелось сверх всякой меры). Надо было завоевывать союзников. А кого? «Королева», – сказал Куракин. «Да станет он нас слушать!» – возразила я. Решили попробовать.

Ф.Ф. в то время был в санатории «Десна», отдыхал, а вернее работал, в чем мы убедились по приезде: все «плоскости» были завалены книгами, бумагами. Мы тоже приехали с книгами, бумагами – все о системах и системном подходе. Встретил он нас очень доброжелательно, но предупредил, что очень занят, но так и быть вечером вместо телевизора полистает то, что мы ему привезли. И велел приехать через неделю. Через неделю мы были у него. Вся комната была завалена книгами и бумагами, но нашими – о системах и системном подходе. А в уголке в стопке лежали те книги, которые он с собой привез. «Вот, – сказал он, – видите, все отложил в сторону. Пишу статью о системном подходе в философии и педагогике. Давайте и вы свои материалы. И чем скорее, тем лучше пойдут!» Пошли… вышел номер с его и нашими статьями. Потом уже было все: книга, большое количество брошюр, выход на Болгарию и Польшу, книга четырех авторов в «Прогрессе» о системном подходе в воспитании.

С Болгарией и Польшей все обошлось более чем благополучно. Болгарские педагоги возглавили исследовательский поиск, связанный с использованием системного подхода в организации воспитательной деятельности с детьми в масштабе государства. В Польше под руководством А. Левина, известного польского педагога, создали проблемную лабораторию по системе. В итоге А.Т. подобрал материал, характеризующий системный подход в организации воспитательной деятельности на четырех уровнях. Книгу четырех авторов включили в план издательства «Прогресс». Была верстка, а дальше – вышла в свет книга: выкинули главу А. Левина (среднюю), оставили начало и конец. Хотели снять с производства, но обошлось без моей подписи. Так и вышел «гибрид» без центральной главы. Пожаловались  президенту…

Независимо от этого, однако, системный подход с нашей легкой руки вошел в теорию воспитания и привел в итоге к двум понятиям «система воспитательной работы» и «воспитательная система».

Интересна история с двухтомником «Теория и практика воспитания». Замысел опять же принадлежал Куракину. Суть его состояла в том, чтобы сделать своеобразный срез состояния теории и методов исследования в сфере воспитания. Авторов А.Т. подобрал интересных. Книгу написали, в издательство сдали. И она там пролежала без движения полгода или год. Пролежала бы и еще, если бы рукопись не обнаружил… Куликов – очень квалифицированный редактор. Книга ему понравилась. И он ее быстренько издал. При этом объяснил, почему она лежала. Наука есть, политики нет. Кто же ее пропустит? «Вы вот мне подберите 5-6 цитат из Брежнева, а я уж их по местам расставлю». Подобрали, расставил… Книга вышла. С трибуны ее президент похвалил. И в библиотеке она не залеживалась: ходила по рукам.

Еще история с книгой. В одном из городов проходила конференция под руководством Л. Балясной. Конференция была посвящена свободному времени школьников и проходила очень живо. Возникла идея издать ее материалы. Но как? Предварительных текстов не было. Поручить писать? Времени потребуется много, да и напишут ли так живо, как выступали? А.Т. предложил делать книгу по стенограмме и взялся за эту работу как составитель. Книга получилась очень интересной. Но с ней чуть не приключилась беда. Редактор решил поработать с текстом стенограммы в субботу и воскресенье и поэтому забрал ее домой. А в электричке задремал и забыл стенограмму в вагоне. Обнаружил он это лишь дома. Больше всех волновался Куракин. До сердечного приступа дошло. Но нашли стенограмму за вознагражденье (развесили объявления по всем станциям). Ею только что печку решил растапливать один из расторопных граждан. Этой оригинальной по своему замыслу книжкой А.Т. гордился. И не зря.

И еще две книжки нам были особенно дороги. Это «Путь к творчеству» – книжка для начинающего педагога-исследователя в области воспитания. По сути дела, она целиком принадлежит Куракину, хотя в ней есть материалы и мои, и М. Виноградовой. После нее вышло у нас несколько умных (а иногда и хитроумных) книг, а она до сих пор пользуется спросом в библиотеках. С учетом этого сделали заявку на переиздание. Но имя Куракина уже будет в рамочке…

И еще наша любимая книга была (она и сейчас моя любимая) трех авторов: Куракина, Лийметса и Новиковой. Издана она была в Таллинне. Очень сжатая, концентрированная теория детского коллектива с опорой на русскую педагогику главным образом 20-х годов. Что-то в ней устарело с позиций сегодняшнего дня, но много и того, что имеет немалое значение и сегодня.

Я помню, как мы радовались, когда в противовес В. Сухомлинскому, считавшему, что большая школа в любом случае не коллектив, мы пришли к выводу: да, большая школа не контактный, не первичный коллектив, но она коллектив, если его рассматривать как дифференцированное единство разнотипных коллективов. Другими словами, в школьных коллективах единство достигается не только через межличностные связи и контакты, но и через межколлективные, через связи коллективов, классов, временных объединений.

И вторая идея. Мы всегда считали, что в педагогике коллектив нужен для личности, а не личность для коллектива, что в те 50-е было крамолой. Но вот какой коллектив нужен в педагогике? Личность ведь, если она только действительно органично входит в коллектив, живет его интересами, борется за реализацию коллективных целей. Но не «растворяется» ли она при этом в коллективе, не утрачивает ли себя, свою самостоятельность? И тут меня (в данном случае меня) осенило: личность-то должна не только отождествлять себя с коллективом, но и уметь обособиться в нем, найти в нем собственное, индивидуальное место. И коллектив должен ей в этом помочь. Тогда «голос единицы» не будет тоньше писка. А.Т. был оппонентом. Но его контраргументы привели только к тому, что мы оба пришли к выводу: коллектив в педагогике наших современников трактуется неправильно, его надо рассматривать более последовательно через призму личности. Идею эту педагоги восприняли слабо. На нее откликнулись психологи. Статья была опубликована в «Вопросах психологии» без каких-либо купюр и поправок.

Года два назад в свет вышел перевод книги У. Глассера «Школа без неудачников». Как жаль, что она не вышла раньше! Ведь мы стучались в ту же дверь. Но пришли и еще к одному выводу в то время: нельзя детей воспитывать только в коллективе и через коллектив. Ведь есть еще малая группа как часть коллектива. А есть еще и общая, неструктурированная масса детей, которая действует на каждого и на которую можно действовать педагогическими средствами. Лекция, митинг, сбор – это ведь не столько коллективное воздействие, сколько массовое.

Под влиянием всех этих идей у нас родилась проблема соотношения массового, коллективного, группового и индивидуального в воспитательном процессе школы. И опять-таки нашими союзниками оказались не коллеги-педагоги, а культурологи, работники Ленинградского института культуры. Всем составом мы выезжали тута. И вышла книга, где эта проблема была поставлена.

Последнее, над чем мы начали работать вместе, – это над воспитательной системой школы (не над системой воспитательной работы, которой занимались повсеместно). Идея была такова: на ребенка в школе влияет и деятельность, в которую он включен, и люди (взрослые и дети), с которыми он так или иначе сталкивается, и общие цели. И ее материальная база – кабинеты, мастерские, рекреации, стены и окружающая школу среда.

Алгоритм исследовательского поиска был задан в 80-х годах накануне смерти Куракина – тяжелой смерти: отозвалось эхо ленинградского фронта. И работа – работа до последнего вздоха. Помню, как мы вместе с Лийметсом навестили его, когда он уже не вставал. Все боялись потревожить: «Ему же больно». А он, морщась от боли, развивал очередную идею. И мы забыли, что находимся у постели смертельно больного человека…

В июне 80-го его не стало. Похоронен на Ваганьковском кладбище. А жизнь идет дальше. Уже докторами наук и членкорами стали наши ученики. Время от времени они появляются на кладбище у памятника с фотографией А.Т., где он молодой и красивый. Время от времени вспоминают его имя в своих авторефератах и развивают наши идеи в своих трудах, выдвигают и защищают новые. Хотя далеко не все отдают себе отчет об их источниках, о том, откуда и когда они возникли. Помнят имя, им развитые идеи. И это главное. Вот и сейчас наш общий прорыв – выход на теорию самоорганизующихся систем (синергетику).

Мы еще вместе читали только что вышедшую книгу Пригожина «Порядок из хаоса», вместе пришли к выводу о том, что «в этом что-то есть». А вот дальше наступил «этап застоя», когда я попыталась все наши находки, ростки и задумки «затолкать» в рамки понятия «педагогическая система». Сейчас это в прошлом. Мы вместе с группой единомышленников и сочувствующих – среди них и наши ученики – в рамках проблемного совета «Теория и практика воспитательных систем» развиваем ранее сложившиеся представления о них на основе новых достижений современной науки. Не все получается. Есть огрехи. Наверное, их было бы меньше, если бы не ушли такие всегда нацеленные на новое педагоги-ученые, как Ф. Королев, Х. Лийметс, А. Куракин, с которыми можно было посоветоваться, к чьему мнению нужно было прислушаться.

Что же касается А.Т. Куракина, то у меня порой в последние годы возникает ощущение, что он где-то здесь, близко, что именно он толкает меня прочесть ту или иную книгу, присмотреться к порой кажущимися мне абсурдными выводам наших бывших учеников, направить в ту или иную сторону помыслы начинающих исследователей.

 Людмила Новикова,

действительный член РАО,

доктор педагогических наук,

 профессор